И вот — не опять, а снова! Хомо сапиенсы заново познают радости нецивилизованной жизни!..

На шестой день ко мне подошла Кострома. И, крепко схватив за плечо, прошептала на ухо, что надо бы остановиться и отдохнуть…

Ну почти… Если дословно, она сказала:

— Вано, мы все сдохнем тут, если не отдохнём! Объяви привал!..

А я и рад был бы согласиться… Однако где-то в глубине души понимал: это будет неправильно. И не потому, что мы потеряем день — да хрен с ним, с этим днём! Но мы всё ещё посреди зарослей травы, которая ночью растёт прямо под спальником и щекочет спину сквозь ткань! К тому же, вокруг было по-прежнему мокро и промозгло.

— Здесь нам отдых впрок не пойдёт! — очень сознательно ответил я.

И, не удержавшись, скривил рожу. Потому что мысленно ругался на себя так, что самому неприятно было слушать — даже мысленно…

Выслушав этот рациональный ответ, Кострома попросила меня его аргументировать. Ну и заодно обозначить конкретные сроки:

— А когда, блин⁈

На что я ответил вполне аргументированно, обстоятельно и, главное, мудро:

— Когда-когда… На том свете!

Но тут же подумал, что надо быть добрее к людям, и добавил:

— Надо выбраться из зарослей! Тут мы не отдохнём, а сдохнем…

И мы снова шли… То прорубая путь в траве вниз, то прорубая путь в траве вверх… Определённо можно было сказать лишь одно: мы всё-таки выбрались на холмистую равнину, которая шла до самых окраин Пустынного пояса. Но где именно мы находимся — думаю, не смог бы точно угадать даже Пилигрим.

Ориентиром для нас служили горные вершины на востоке. Точнее, одна приметная горная вершина, которая узким шипом прокалывала хмурое серое небо. Мимо этой горы мы когда-то проехали на спине гигантской формы жизни, на всякий случай запомнив её на будущее.

Гигантские формы жизни тоже были ориентиром. Почти каждый день где-то к югу проходило по три-четыре особи, направлявшихся на зимовку. И мы старались не забирать слишком далеко на юг. Ведь иногда эти гигантские обжоры резко сворачивали, начиная подъедать вкусняшки в стороне от своей тропы. И попасть в рот кому-нибудь из них мы не хотели.

А сегодня случилось чудо. Впервые за долгие дни пути мы вырвались из зарослей вездесущей травы!

Впервые!..

Она, казалось, могла расти везде, но каменистая почва всё-таки оказалась ей не по зубам. Вернее, не по корням.

И теперь я стоял на вершине холма, куда выбрался наш отряд, и впервые обозревал предстоящий путь.

Впереди, до самых гор, тянулись такие же каменистые холмы. В низинах между ними рос целый океан зелени, но дальше середины склона не заползала ни одна быстрорастущая дрянь. Лишь жёсткая травка, чахлые кустики, да мох — вот те герои, которые осмеливались забраться повыше.

К югу от нас, лохматой тёмно-зелёной полосой тянулась Тропа Гигантов. Сейчас она была пуста: лишь вдалеке, на западе, маячила очередная огромная особь. А за нашей спиной простирался сплошной ковёр зелени, из которой мы наконец-то вылезли, как потрёпанные, но гордые букашки.

И знаете, что я скажу? Ничто так не радует глаз букашки, выбравшейся из травы, как открывшийся её взгляду простор. Этот простор обещал нам скорый отдых, долгожданную днёвку и хоть какие-то ориентиры на пересечённой местности. Задолбало смотреть на срубаемые зелёные побеги! Они же все одинаковые!

Кострома, Дунай, Пилигрим и Сочинец тоже постояли рядом, с нежностью глядя вдаль. А затем валькирия задала животрепещущий вопрос на предмет того, не пора ли нам, наконец, отдохнуть, просушиться и привести себя в порядок:

— Вано, ну⁈

И я, конечно же, ответил ей, что теперь всецело одобряю эту идею:

— Ну да!

На что даже Пилигрим сдержанно выразил искреннюю радость:

— Да наконец-то, ять!..

Мы стояли ещё несколько минут, высматривая подходящее место. До вечера оставалось часов шесть, поэтому можно было выбирать с толком, с чувством, с расстановкой. И чтобы удобно, и чтобы недалеко ходить за дровами…

Но мы не стали, само собой! Первый же холм, который хоть немного подходил под наши условия, и был выбран местом будущего лагеря.

Одно плохо — до него топать было ещё километра три. А три километра для уставших, еле бредущих людей — это почти бесконечность. Особенно, если путь себе приходится прорубать, в прямом смысле этого слова!..

Зато у меня выдалась свободная минутка, чтобы вспомнить эти несколько дней ада: и моего персонального, и нашего коллективного.

Теперь не забуду. Теперь буду помнить.

Потому что это нужно помнить!

Иначе память выкинет эти муки из головы, и когда тебе снова предложат быстренько сбегать туда и обратно — ты снова, как дурак, согласишься.

Впрочем, развить эту важную мысль я уже не успел, как ни старался. Ободрённые новостью об отдыхе, люди поспешили по склону вниз, к густым зарослям травы у подножия. И я, подтянув лямки рюкзака, устремился за ними. Я же изображаю из себя главного! Я, вроде как, должен их за собой вести, а не они меня!..

Глава 18

На отличненько доплелись…

Дневник Листова И. А.

Двести шестьдесят третий день. Долгожданный отдых…

Иногда, чтобы исполнить заветную мечту, надо не так уж много. Например, дойти туда, где тебе травка во сне пузико не щекочет. А ещё нарубить дров, запалить костры, накосить зелени и нарезать кустарников, быстренько соорудив из них жилища.

Если бы кто-то мне сказал двести шестьдесят дней назад, что люди в белых трико, живущие в белых капсулах, спустя полгода научатся строить временные убежища — я бы не поверил. А если бы этот кто-то добавил, что делать мы их будем почти из всего, что попадается под руку, почти всем, что попалось под руку чуть раньше — вообще решил бы, что меня разыгрывают.

Растерянные, испуганные, пытающиеся хоть как-то выжить… Изнеженные дети роботизированного общества, не умеющие даже костёр разжечь, неготовые к морозам, к атакам хищников, к экономии еды… Да и просто неспособные заглянуть даже на день вперёд.

Мы должны были умереть, но не умерли. Мы учились и смогли выжить. Хотя, к сожалению, выжили не все. Однако те, кто сумел пройти через ад первых месяцев, теперь изредка могли позволить себе отдых в своё удовольствие.

Сделанные нами навесы были пожароопасными, неказистыми — зато тёплыми! Простенькие жилища с покатой крышей состояли из тонких палок каркаса и целого стога свежей травы. А самое главное — отлично держали тепло, защищая от влаги. И это при том, что соорудили мы их на скорую руку и за один вечер.

А утром, проснувшись, я наконец-то смог посидеть у костра, вытянув усталые израненные ноги к огню. И насладиться волнами тепла, которые ветер сносил в сторону ступней.

— Отдыхаешь, да? — спросила Кострома, усаживаясь рядом с костром, между мной и Мелким.

— А чо? — довольно щурясь, отозвался гопник.

— Буй через плечо! — хмыкнула Кострома. — Ты-то ладно, хоть чем занимайся… А вот наш руководитель мог бы и совещание собрать!

— Кто? Я? Зачем? — если честно, я не удивился претензии, потому что сам думал об этом…

…Но передумал.

— Чтобы узнать, что вы все обо мне думаете? И услышать, какой я, Вано, нехороший человек?

— Ну… Да! — Кострома улыбнулась, посмотрев куда-то мне за спину.

— Да ну нафиг! — отмахнулся я.

И даже поленился проверять, кто там сзади стоит.

Правда, тут же пожалел об этом.

— Ну, тогда мы сами соберёмся и посовещаемся! Прямо рядом с тобой! — сообщил мне из-за спины голос Бура, заставив мою улыбку потускнеть.

— Да. Мы же должны обсудить, какой ты тиран и деспот! — присоединился Сочинец.

— Тиран! — подтвердил Дунай.

— И деспот! — согласился с предыдущими ораторами Старик.

Пока я скорбел о безвременно закончившемся отдыхе и разбитой вдребезги мечте о ничегонеделании, товарищи времени зря не теряли. Притащили к костру камни, на которых сразу же расселись с серьёзными лицами. А ещё откуда-то материализовался горшок с кашей и миски с ложками.